Монстр сдох - Страница 4

Прислушался — не нашумел ли? Тихо вокруг, но в здании полно людей, и их ночные телодвижения и стоны проникли в его уши саднящим звуком. Он прикинул, что поднявшись по тросу, окажется от нужного окна на расстоянии вытянутой руки. Похвалил себя за то, что так верно днем все рассчитал. Более того, створка окна, как он и надеялся, чуть приоткрыта — жертва словно приглашала его войти. Поразительная беспечность русских, признак вырождения нации, поэтому с ними легко воевать. Нет такого капкана, куда русский придурок не сунется несколько раз подряд.

Каха попрыгал на месте, спецназовская привычка — нет, ничего не звенит. Приладил сумку на боку, поправил нож у пояса, проверил, легко ли ложится пистолет в руку — механические манипуляции. Натянул тонкие, из особого материала перчатки, замедляющие скольжение, ухватился половчее за трос и в мгновение ока, отталкиваясь подошвами о стену, взлетел на второй этаж. Откинулся назад, заглянул в окно, замер.

Ждал, пока отступит темень за стеклом. Неясные очертания — шкаф, спинка кровати, фосфоресцирующий куб телевизора. Постепенно под простыней на кровати обрисовалось тело. Два бугра и темный абрис головы на подушке. Каха весь превратился в сгусток нервов и мышц, напряженно впитывающий информацию.

Можно было пальнуть прямо отсюда, через окно, как на его месте поступили бы девять снайперов из десяти, но это не для Кахи. Он любил поймать в прицел затухающую жизнь в глазах жертвы, попрощаться с ней милостивым кивком. Может быть, и жил ради этих волшебных мгновений.

Откачнулся вправо, подтянулся, левой ногой толкнул раму — и мощным рывком вбросил послушное тело в комнату. В падении осадил спину о подоконник, но даже не почувствовал боли. Бросок к выключателю, щелчок света — и ствол черным оком уже уперся в подушку.

Свою ошибку Каха осознал одновременно с тем, как получил удар по затылку и полетел на кровать, на муляж под простыней. На лету вывернулся, давя курок, но пистолет вдруг выпорхнул из руки и взмыл к потолку, как ласточка из-под стрехи. Падая, приложился боком о железный каркас кровати, да так сильно, что перехватило дыхание. По инерции перевалился через кровать и рухнул на пол. Если его оглушило, то только на миг, но за этот роковой миг ситуация неузнаваемо изменилась. Только что он был рысью, крадущейся по охотничьей тропе, а теперь в жалком виде сидел на полу затылком к стене, сжимая в правой руке бесполезный в таком положении нож.

Перед ним стоял поджарый блондин лет тридцати пяти в полосатых пижамных штанах, по пояс голый, с перетянутым бинтами туловом. Бычок что надо, но главное — в левой руке пушка, а вторую, Кахину, он отгреб ногой себе за спину. Лыбился русачок дружелюбно.

— Знаешь анекдот, Каха?

— Чего?

— Один ханыга забрел в Эрмитаж за девочкой.

Смотрит, кругом одни мужики. Сунулся к одному, к другому: братцы, где, дескать, телушку снять? Ну ему накостыляли. Отлежался, спрашивает: за что, братцы?

Ему отвечают: ты в наш садик не ходи! Смешно, да?

Каха, отдышавшись, незаметно приладил нож для броска.

— Не стоит, — предупредил Сергей Петрович. — Пулька быстрее долетит.

Каха не поверил, метнул нож. Целил в точку под бинтами, а попал в "молоко". Русачок не соврал: пуля на взмахе ожгла кисть. Каха пошевелил пальцами: ничего, действуют, нервы не перебиты. Слизнул, высосал горькую кровь жадным ртом. Сердце окатила такая тоска, как на похоронах любимого родича. Смерил взглядом расстояние: нет, не достать. Пока начнешь подниматься... Процедил сквозь зубы:

— Что ж, добивай Каху Эквадора. Повезло тебе, гаденыш.

— Зачем? — удивился тот. — Зачем добивать? Ты мне зла не сделал. Убить хотел, работа у тебя такая. Всяк по-своему деньгу гребет.

— И что дальше?

— Ничего. Лезь обратно в окно. Считай, первая попытка сорвалась.

Каха понял, везунчик решил с ним поиграться, погонять как мышку. Ничего предосудительного в такой забаве Каха не находил: сам любил иной раз оттянуться, наблюдая за смешными потугами приговоренной жертвы. Одного не учла перебинтованная, лыбящаяся сволочь: для воина-пророка собственная жизнь сущий пустяк, о котором не стоит говорить всерьез.

— Правда отпустишь, парень? — деланно обрадовался Каха.

— Здесь что ли тебя держать? Кровать-то одна.

Каха осторожно поднялся на ноги, бочком двинулся к окну, изображая крайний испуг и недоверие. Русачок подбодрил:

— Смелее, Каха. Никто тебя не тронет.

Повернувшись спиной, предполагая, что русский ослабил внимание, Каха исполнил коронный акробатический номер. Падая на спину, сильно оттолкнулся пятками и в изящном сальто перемахнул комнату. Надеялся, что русский не успеет выстрелить больше одного раза, но тот вообще не стал стрелять, рубанул рукояткой по голове. В последний момент Каха дернулся в сторону, и вся мощь удара обрушилась на плечо. Хрустнула ключица, но левой рукой Каха успел зацепить врага за шею. Оба повалились на пол в судорожном клинче. Каха не сомневался, что придушит мерзавца.

Обман кончился, справедливость восторжествовала. В каждой руке у него было заложено по кузнечному прессу. Не торопясь, с наслаждением он усиливал нажим, готовясь свернуть собаке позвонки. Чувствовал, как оседает, мякнет под его весом крупное тело врага.

Выдавливал из него жизнь по капле. Знакомая, обыденная работа.

Майор вовсе не собирался помирать. Расслабясь, внимательно следил за сокращением охватившей шею руки-удавки. Мешала сосредоточиться открывшаяся рана в боку, пославшая в мозг жгучий импульс боли. Но это было преодолимо. Бывало, нарывался и похуже.