Сперва Поюровский обрадовался, подумал злорадно: поделом тебе, собака, будешь знать, как блокировать чужие денежки, но тут же загоревал. Естественно, как умный, бывалый человек он не поверил ни звонку знакомой, ни сообщению в новостях, ни натуральному изображению голяка на экране (примитивный, заказной монтаж); по всему выходило, что так или иначе злосчастного банкира следом за Ленькой Шаховым надолго, если не навсегда, вывели из большого бизнеса, а это означало, что он, Поюровский остался один-одинешенек перед лицом невесть откуда взявшейся грозной беды.
Вызвал Крайнюка и поинтересовался, что тот думает об этом странном происшествии. Против обыкновения Денис Степанович не стал вилять, произносить жалобные слова, ссылаться на свою дремучесть, твердо произнес:
— Надо сворачиваться, Василий Оскарович, ничего не поделаешь. Кому-то крепко перебежали дорогу. Надо было линять еще осенью.
— Кому перебежали? Ты хоть отвечаешь за свои слова?
— Вы же знаете — кому. Он нас раздавит, как вошей.
— Почему же до сих пор не раздавил?
— У них свои причуды. Значит, поберег на закуску.
Предупреждений несколько было, вы же помните.
Сворачиваться — легче сказать, чем сделать. Если Сумской накрылся, то сгорел и капитал, который хранился в банке "Заречный". Продать чохом налаженный бизнес, плюс четыре клиники — хлопотно, да и не дадут хорошую цену второпях. А кто ждет за бугром?
Правда, в Мичиганском университете есть добрый знакомец, хохол Гнатюк, обязанный ему донорской почкой, они регулярно переписывались, и тот вроде берег для него теплое местечко на кафедре, но что запоет хитроумный хохол, когда узнает, что Поюровский гол как сокол?.. А семья, а дети с женами? Хоть и надоели хуже горькой редьки, но как их оставишь без присмотра? Вот если бы спрятаться, отъехать ненадолго, переждать бурю, а потом вернуться...
— Я тут кое с кем связывался, — сказал Поюровский, — наводил мосты. Важные шишки, не шпана. У одного чина из МВД под началом целая армия. Но стоит намекнуть, о ком речь, все замолкают, как по команде — и в кусты. Проклятая страна! В ней, похоже, мужчин не осталось, одни зайцы. Я этому субчику из МВД говорю: как же тебе, Виктор, по-человечески не стыдно увиливать? Мало что я тебе бубон вылечил, так ведь это же еще твой служебный долг: защищать исправных налогоплательщиков. Куда там, расквасился, сволочь! Пойми и ты меня, говорит, Василий. Семья, внуки, то да ее — тьфу, червяк навозный!
Все прогнило, все насквозь. Чтобы вылечить эту страну, не скальпель нужен, ядерный взрыв... И ведь хитрит, я же вижу, что хитрит. Не то что ему так уж боязно — выгоды нет помогать... Я спрашиваю тебя, Крайнюк, что стало с людьми? В кого они превратились?
— Кто платит, тот и музыку заказывает, — отвлеченно заметил соратник.
— Говоришь, сворачиваться?
— Чем скорее, тем лучше. Ничего не попишешь.
— В кубышке на черный день много припрятал, Денис?
— Поменьше вашего, но кое-что есть. Переждем, Василий Оскарович. Ничего. Не впервой.
— Где собрался переждать, если не секрет?
— Какие от вас секреты. Далеко не побегу. В глубинку нырну. Отсижусь, даст Бог.
— На родину, в Жмеринку потянуло?
— Пятки припечет, хороша будет и родина... Вы не расстраивайтесь, доктор. Поверьте чутью старого охотника. Это все ненадолго. У них такое взаимное истребление: кто сегодня в зените, завтра и помину не будет. Главное, в сторону отодвинуться, дать им место для боя.
Разговор с рассудительным соратником подействовал на Поюровского благотворно. Мужик прав, даром что от сохи. Не надо лезть на рожон, лучше перегодить.
Глядишь, и Сумской придет в разум, не вечно ему бегать по Москве голяком. Другое дело, Леня Шахов. Тому новую голову не пришьешь.
Достал из шкапчика бутылку, по заведенной традиции угостил Крайнюка. Тот, правда, четвертый год в завязке, но из рук хозяина принимал чарку охотно. Поюровский выпил за компанию, радуясь благостному настроению. Не успела водка прижиться, вспомнил эту кралю из морга, Лизку Королькову. Неопробованный пирожок. Грех ее так оставлять. Не по-гвардейски.
Прямо при Крайнюке связался с ней по телефону Девица только заступила на дежурство. Поздоровался, коротко распорядился:
— К двенадцати подгребай во флигелек. Договорились?
С теплым чувством услышал, как она счастливо охнула.
— Василий Оскарович, да я хоть сию минуточку!
Токо помоюсь.
Поюровский добродушно хохотнул.
— Уж будь любезна, оденься поприличней.
— Значит, вы на меня не сердитесь?
— Не сержусь. До вечера, красотка.
— Ой, а я переживала, так переживала... Места не находила. Думала, вы отвернулись. Зачем тогда жить, думаю. Среди мертвечиков лечь и не вставать. Думаю...
Поюровский не дослушал, повесил трубку. Поймал цепкий взгляд Крайнюка.
— Ты чего, Денис?
— Не моя забота, конечно, Оскарыч, но Клементина докладывала... Есть у нее подозрения насчет этой молодухи.
— Без вас как-нибудь разберусь. А какие подозрения?
— Пронырливая очень. Пощупать бы как следует. Рекомендации надежные, а чем черт не шутит.
— Пощупаешь после меня, — улыбнулся Поюровский. — Готовь отделение к эвакуации. По нулевому варианту. Сколько на это нужно времени?
— По схеме — в одну ночь должны управиться.
— Чтобы никаких следов, стерильно.
— На когда назначить?
Поюровский сморгнул соринку в левом глазу — откуда прилетела?
— Зачем тянуть... Как учил Ильич, вчера было рано, завтра — поздно. Действуй, старина.