Желчно поведал про семью, их у него было две. Одну он отправил целиком на проживание в Европу — старая дура-теща, глухая, как костыль, но алчная, как прорва, шлюха-жена из бывших актрисулек и двое кретинов-сыновей; вторую семью он пока держал при себе, неизвестно, правда, зачем — молодая жена-потаскуха и ее полупарализованный двоюродный братец, с которым, как он подозревал, она пребывала в тайном сожительстве.
Лиза сказала, что будь ее воля, она бы всю нечисть, которая ему досаждает, посадила в поезд, свезла на берег Черного моря — и утопила. Но перед этим всем выколола глаза. Василий Оскарович нежно ее обнял, погладил по головке и крепко поцеловал в губы.
— Возможно, детка, мне с тобой повезло, хотя ты, конечно, полная идиотка.
Лиза счастливо захихикала.
В этот раз, прежде, чем попасть во флигилек, Лиза позвонила Сергею Петровичу. Неурочный звонок был вопиющим нарушением правил конспирации, поэтому первое, чем заинтересовался майор, было, откуда она звонит и не пьяна ли. Лиза его успокоила, сказав, что звонит из будки, будка в лесу, бесхозная, мороз тридцать градусов — и вокруг ни души. Что касается того, пьяна она или нет, он может немедленно приехать и понюхать.
— Я ведь могу твою бурную ночную деятельность пресечь, — пригрозил Сергей Петрович, не приняв игривого тона.
— Наверное, можешь, — согласилась Лиза. — Ты же мой господин и повелитель. Наверное, ты многое можешь. Но тогда почему не остановил кошмарную бойню? Объясни, пожалуйста, рядовому бойцу. Почему вы все, мужчины, у кого осталась в жилах кровь, а не моча, спокойно копите какие-то доказательства, когда каждый день умерщвляют беззащитных детей, женщин?
Объясни, я не понимаю. Только не говори, что это не телефонный разговор. Если ты так скажешь, я повешу трубку и кое-что исправлю тут сама.
— Не дури, Лиза, — в его голосе непривычное сочувствие. — Пока не убивают. Проект на консервации.
— Ах, на консервации?! Спасибо, утешил. Приходи, я покажу тебе, как выглядит эта консервация.
— Есть же дисциплина, Лиза. Или тебе надо напоминать?
— Что такое дисциплина? Наблюдать, как убивают малышей?
— Дисциплина — особый тип мышления. Когда приказы воспринимаются как осознанная необходимость.
— И помогают крепко спать по ночам.
— В школе тебе недостаточно промыли мозги, дорогая. , — Значит, трогать Поюровского нельзя?
— Нельзя. Это всего лишь пешка.
— Хорошо, милый. Тогда я побежала. Василек уже заждался.
— У тебя встреча с Поюровским? В такое время?
— Да, Сережа. Я сама ломаю голову, что ему понадобилось? До свидания, любимый!
— Удачи тебе, Лизавета. Только не горячись. Это же всего-навсего работа.
В ярости Лиза чуть не сорвала рычаг старенького аппарата. Этого человека ничем не прошибешь. Но всякий раз, когда она убеждалась в этом, ее сердце взмывало к небесам. Это можно объяснить лишь тайной склонностью к мазохизму. Сереже лучше не знать об этом. Он и так вил из нее веревки.
Все же телефонное свидание с Сергеем Петровичем остудило ее пыл, и во флигелек она явилась почти умиротворенная.
В камине под мраморной плитой пылали поленья, стол уставлен закусками и винами, в хрустальных вазах ослепительные благоухающие розы и гиацинты, и на строгом лице хозяина, закутанного в махровый алый халат с ядовито-синими кистями, такая красноречивая улыбка, что сразу понятно: он не потерпит больше никаких проволочек. Лиза воскликнула: "Ах!" — и кинулась к нему в объятия, но Поюровский остановил ее властным движением руки.
— Может, сперва хотя бы снимешь эту дерюгу? От тебя воняет, как из душегубки.
— Я ведь со смены, — смутилась Лиза. — Там везде трупаки, грязища — ужас! И еще Ганька, озорник, облил из ведра... Ой, простите великодушно, Василий Оскарович! Я мигом в ванную. У вас хлорка есть?
Озадаченный, Поюровский присел на краешек просторного сексодрома, закиданного подушками и покрытого лазоревым шелковым покрывалом. Потянулся к столу за рюмкой. Лиза скинула телогрейку, осталась в рабочем халате, заляпанном кровяными пятнами и еще Бог весть чем. Она его подобрала из самого рванья.
— Василий Оскарович, миленький, это только сверху, — взмолилась чуть ли не со слезами. — Внизу я вся чистая, не сомневайтесь. Три раза сегодня специально мылась. Сами увидите.
— Сядь, выпей, — раздраженно бросил Поюровский. — Что-то ты будто не в себе?
Лиза бухнулась в кресло, предусмотрительно рванув пуговку на груди. Налила из первой попавшейся бутылки, осушила. Оказалось, бренди.
— Что с тобой? — повторил Поюровский. — Чего тебя всю ломает?
— Еще бы не ломало. Вдруг это правда?
— Что правда?
— Что я недавно слышала.
— Что слышала? Да приди же в себя, черт возьми!
— Какой-то страшный человек ищет вашей погибели, — Лиза в ужасе затряслась. Халат распахнулся едва ли не до пупа. Под ним грязная синяя футболка — и больше ничего.
Поюровский потер виски.
— Кто тебе сказал?
— Не знаю.., незнакомые. Я в кладовке, а они разговаривали в коридоре. Я как услышала, так ноги и подкосились. Василий Оскарович, родненький, неужто правда?!
— Что именно говорили?
— Какой-то человек хочет вас за что-то наказать.
И будто этот человек имеет такую силу, может раздавить любого, как блоху... Я как про блоху услышала...
— Прекрати! — рявкнул Поюровский. — Или тебя, засранку, кто-то подослал, или ты еще глупее, чем кажется... Какой человек? За что наказать — толком можешь объяснить?
— Зачем вы так? — обиделась Лиза. — Вы не представляете, как я испугалась. Ведь сейчас на каждом шагу только и слышишь: того застрелили, этого отравили.